Гностицизм как наиболее влиятельная разновидность религиозно-философской мысли

Все статьи сайта → Философия → Гностицизм

Другой, более поздней по сравнению с филоновской разновидностью религиозной философии первых веков новой эры стал гностицизм. Его расцвет приходится на середину II в. Первоначально гностики претендовали на то, чтобы подвести философско-теологическую базу под формировавшееся в эту эпоху христианское вероучение. Некоторые из них принимали непосредственное участие в составлении «Посланий апостола Павла» и Евангелий.

Религиозно-философское течение гностицизма зародилось на востоке Римской империи. Оно лишь отчасти было связано с иудейской религиозной мыслью, большая же часть его содержания была почерпнута из вавилонских, иранских, египетских и других ближневосточных религиозно-мифологических представлений. Религиозно–мифологический синкретизм, интенсивно развивавшийся с начала эпохи эллинизма, получал в гностицизме свое «теоретическое» осмысление.

Для религиозно-философского развития поздней античности весьма характерно само наименование этого направления, происходящее от греческого слова gnosis, т. е. знание. В религиозных кругах, чьё влияние всё более возрастало, знание стало означать не изучение реального мира и человека посредством науки и эмпирических доказательств, а толкование различных систем и образов ближневосточных религий и античных мифологических представлений.

Методом такого осмысления стало у гностиков, как и у Филона, аллегорическое, символическое истолкование мифов. Еще более широко, чем Филон, гностики прибегали при этом к помощи понятий греческой идеалистической философии, черпая их главным образом из платоновско-пифагорейского круга идей. Вульгаризируя эти идеи, гностики в своем учении стремились сочетать их с положениями и образами ближневосточной (отчасти и греко-римской) религиозно-мифологической мысли. Они были убеждены в том, что получающиеся при этом системы представляют собой «знание», далеко возвышающееся над простой и наивной верой подавляющего большинства, которое не задумывается над содержанием религиозно-мифологических верований и понимает его буквально. В действительности же гностические системы представляли собой фантастический конгломерат отдельных идеалистических понятий и положений, вырванных из философского контекста платонизма, пифагореизма или стоицизма и приспособленных кое-как к религиозно-мифологическим верованиям.

Эта особенность гностицизма отразила общую идеологическую атмосферу, господствовавшую в рассматриваемую эпоху и охарактеризованную в следующих словах Энгельса: «Это было время, когда даже в Риме и Греции, а еще гораздо более в Малой Азии, Сирии и Египте абсолютно некритическая смесь грубейших суеверий самых различных народов безоговорочно принималась на веру и дополнялась благочестивым обманом и прямым шарлатанством; время, когда первостепенную роль играли чудеса, экстазы, видения, заклинания духов, прорицания будущего, алхимия, каббала и прочая мистическая колдовская чепуха». К числу суеверий, перечисленных Энгельсом, следует добавить также вавилонскую по своему происхождению астрологию, которая в гностических построениях играла примерно ту же роль, какую физика играла в аристотелевской первой философии (метафизике).

Одной из основных черт, характерных для гностицизма, является дуалистическое понимание мира, в особенности социального. Подобное миропонимание восходит к иранскому зороастризму и к некоторым учениям греческой религиозно-философской мысли. Согласно гностическим системам, борьба света и тьмы, добра и зла представляет собой космическое, природное явление. Она выступает в качестве борьбы материи, являющейся главной носительницей злого начала, и духа, воплощающего все светлое и доброе в человеческом и природном мире. Эти религиозно-дуалистические представления обосновывали аскетические воззрения и аскетическую практику гностических общин. Как и большая часть религиозных и религиозно-философских направлений рассматриваемой эпохи, гностики стремились к преобладанию духа над плотью, освобождению человека от греховных вожделений, обосновывая такие аскетические стремления теоретически.

Виднейшим представителем гностицизма был Валентин (ум. ок. 161), происходивший из Египта, но в середине II в. живший в Риме и имевший успех в возникшей там христианской общине. Воззрения Валентина известны нам по изложению их одним из ранних христианских писателей Иринеем Лионским, который в конце того же столетия написал сочинение «Обличение и опровержение [учения], ложно именующего себя знанием». Согласно этому источнику, Валентин учил, что последней основой бытия является некая таинственная и непознаваемая «полнота» (pleroma), лишенная всякого различения и оформления. Из нее рождаются тридцать эонов (греч. aion — «век», затем«возраст», «поколение», «жизнь»), представляющих собой творческие мировые силы и одновременно абстрактно-мифологические существа. По сообщению Иринея, Валентин и его последователи учили, что «в невидимых и неименуемых высотах сперва существовал какой-то совершенный эон, который называют первоначальным, первоотцом, глубинным... вот первая и родоначальная пифагорейская четверица, которую они называют корнем всего: именно – глубинный и молчание, потом ум и истина»; «сперва первоотец совокупился со своей мыслью, а единородный, т. е. ум, с истиной, слово с жизнью и человек с церковью».

Аналогичным образом рисует нам Ириней и воззрения другого виднейшего гностика этого века, Василида, происходившего из Сирии и жившего в Антиохии, Александрии, Иране. Согласно этому источнику, Василид учил, что «сначала от нерожденного отца родился Нус, а от него родился Логос, затем от Логоса – Суждение, а от Суждения – Мудрость и Сила, а от Силы и Мудрости родились доблести, начала и ангелы, которых он называет первыми, и ими создано первое небо. Затем от них путем эманации образовались другие, которые создали другое небо, подобное первому». Аналогичным образом возникли третье и четвертое небо, «затем подобным же образом созданы все новые и новые начала и ангелы и 365 небес; поэтому и год имеет такое число дней, соответственно числу небес».

Приведённые выше отрывки помогают определить основной метод гностицизма, суть которого – персонификация абстрактно-философских понятий, отождествлённых с мифологическими существами. Гностицизм представляет собой отражение вульгаризированных идеалистических понятий поздней античности в религиозно-мифологических представлениях.

Несмотря на всю фантастичность гностических философско-теологических представлений, им присуща одна черта, поднимающая их над ветхозаветным учением о творении мира и человека богом в течение нескольких дней. Согласно воззрениям Валентина, Василида и других гностиков, «полнота», которая иногда истолковывается как великий мир, или Вселенная, существует искони, не имеет начала и порождает целый ряд эонов. Отсюда враждебность гностиков иудейскому Ветхому завету и попытки некоторых из них (например, Маркиона, одного из вероятных авторов «Посланий апостола Павла» и Евангелий) игнорировать этот документ при разработке мифов и догматов христианского вероучения.

Как уже отмечалось, гностическая картина мира и человека основывалась на резко дуалистических представлениях, согласно которым в мире действуют два взаимоисключающих начала. Первое восходит к сугубо духовным, «пневматическим» стремлениям человека, второе же – к его низменным, плотским стремлениям. Эта двойственность человеческих стремлений отражает раздвоенность в высшем мире эонов. Духовное начало возглавляется высшим эоном, отождествляемым с Христом, который, будучи свидетелем и участником первоначального происхождения мира, становится потом хранителем и спасителем человеческого рода. Противоположный ему эон, носитель телесного и греховного начала, называется гностиками по-платоновски демиургом. Именно этот низший бог является творцом видимого телесного мира, который создан им благодаря использованию материи, и притом так, что демиург как бы и не знает того, что он сам же творит. Существенно, что упомянутый выше Маркион отождествлял демиурга с ветхозаветным Яхве, подчеркивая национальную узость, злобность и ограниченность этого верховного иудейского бога. Понятно, что мир, созданный им, не может быть совершенным миром. Эти представления отражали начавшийся процесс разделения между формирующимся христианством как межнациональной религией и иудаизмом – религией только одного еврейского народа.

Социальная сущность гностицизма не однозначна. У некоторых из авторов мы встречаемся с идеей социального равенства, т. е. с одной из основных идей христианства как идеологии низов общества. Однако учение о равенстве всех людей перед богом не было определяющим социальным учением, характерным для всех гностиков. Скорее можно утверждать, что как в интеллектуальном, так и в социальном смысле гностицизм выражал аристократические тенденции раннего христианства. Об этом в особенности свидетельствует та классификация человеческого рода, какую мы находим у Валентина. Он учил, что все человечество распадается на три разновидности. Первую из них составляют «плотские» люди (sarkikoi, hulikoi, somatikoi). Это язычники, привязанные к своим страстям и низменным побуждениям, не способные подняться над ними и осужденные на гибель. Вторая состоит из «душевных» людей (psuhikoi, психики) и включает большинство иудеев и христиан, которые уже встали на путь раскаяния, диктуемый совестью, а тем самым и на путь спасения.

Но даже от них принципиально отличаются те немногие избранные, которых Валентин называет «духовными» людьми (pnevmatikoi, «пневматики»). Это и есть, собственно, гностики, способные к непосредственному общению и познанию подлинного бога. Их вера не столь примитивна, как у «психиков», большинства христиан, и представляет собой подлинное знание, которое непосредственно внушено богом. Поэтому только свои теологические системы гностики считали единственно правильными, не подлежащими никакому контролю. Только пневматики могут действительно рассчитывать на спасение. Некоторые авторы видят в этом гностическом превознесении «духовных» людей первое проявление идеологии клира, формировавшегося в недрах ранних христианских общин, клира, уже противопоставлявшегося подавляющему большинству рядовых их членов.

Как показывает цитированная выше книга Иринея, епископа Лионского, уже к концу II столетия формировавшаяся официальная церковь стала вести борьбу с гностицизмом и отвергла его. Это произошло прежде всего потому, что гностицизм представлял собой слишком сложное учение, мало или даже совершенно недоступное подавляющему большинству верующих. То, что в Священном писании христиан подавалось как факт, который нужно было понимать буквально, «не мудрствуя лукаво», гностики превращали в аллегорию и символ, открывая тем самым путь к ереси.

Совершенно неприемлем был для христианской церкви отказ многих гностиков от Ветхого завета в пользу туманной псевдофилософской мифологии. При всей своей непонятности для философского сознания, творение мира ветхозаветным богом в течение нескольких дней давало рядовым верующим наиболее доступное мировоззрение. Вот почему Ветхий завет, вопреки желаниям многих гностиков, стал незыблемой основой христианской религиозности, несмотря на антииудейскую направленность Нового завета. Гностицизм не был приемлем для христианской церкви и потому, что в иерархии эонов она справедливо усматривала пережиток языческой, политеистической мифологии. Наконец, крайний дуализм гностицизма, заключающийся в полной независимости материи от бога, ограничивал божественное всемогущество и тем самым подрывал монотеистическую идею.

Тем не менее, гностицизм отнюдь не исчез бесследно после своего официального поражения. О его влиянии на христианство свидетельствуют не только некоторые места из «Посланий апостола Павла» и цитированное выше начало «Евангелия от Иоанна», но и некоторые положения догматики христианства.

Использованная литература:

1. Соколов В. В. Средневековая философия: Учеб. пособие для филос. фак. и отделений ун-тов. — М.: Высш. школа, 1979. — 448 с.