Сергей Булгаков «Философия хозяйства». Отрывки

     

Данная статья представляет собой отрывки и отдельные цитаты из сочинения С.Н.Булгакова «Философия хозяйства», которые помогут понять суть произведения. 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Понять мир как объект трудового, хозяйственного воздействия есть очередная задача философии.

Проблема хозяйства берется в настоящем исследовании в троякой постановке: научно-эмпирической, трансцендентально-критической и метафизической. И такой способ ее рассмотрения объясняется отнюдь не прихотью автора – он подсказывается самым существом дела. Ибо то, что в области эмпирической составляет предмет «опыта», ставит проблемы науке, а рассматрива­емое со стороны познавательных форм является постро­ением «трансцендентального субъекта», – бытийными своими корнями уходит в метафизическую землю.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФИИ ХОЗЯЙСТВА

І. СОВРЕМЕННЫЙ ЭКОНОМИЗМ

Жизнь есть процесс прежде всего хозяйственный, такова акси­ома этого современного экономизма, получившая самое крайнее и даже заносчивое выражение в экономическом материализме.

Фактически экономический материализм есть господствующая философия политической экономии. Ограниченность горизонтов экономической мысли, обнаруживающаяся при этом, выражается не столько в преобладании философии экономизма (хотя и это до­вольно симптоматично), сколько в ее наивном догматиз­ме. Задача философской критики поэтому, прежде всего, состоит в том, чтобы разбить этот наивный догматизм и, поставив его под вопрос, сделать предметом особого философского исследования.

Наука о хозяйстве принадлежит к числу наиболее обусловленных и философски наименее самостоятель­ных дисциплин, но вместе с тем по фактической роли и жизненному влиянию, которое принадлежит ей в наш век, она притязает быть повелительной законодатель­ницей мысли, хочет стать философски декретирующей, распространить влияние далеко за свои пределы. Политическая экономия с своим экономизмом особенно нуждается в философ­ском пересмотре и углублении своих основ, в освежении их философским сомнением. Философское исследова­ние общих предпосылок экономической деятельности и экономического мышления вообще составляет прямую задачу философии хозяйства.

Философия хозяйства входит в общую философию, составляет ее существенную часть, а не есть лишь незаконное детище политической эконо­мии. Чем же может быть философия хозяйства как фило­софское учение?

II. ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ

Итак, жизнь есть конкретное, неразложимое един­ство логического и алогического, только из этого поло­жения становится понятным факт знания – и филосо­фии, и науки, и даже в нашем самосознании мы находим этот же самый живой синтез логического и алогическо­го.

ІІІ. ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

Философ­ская система есть тоже своего рода художественное произведение, «поэзия понятий», в ней есть своя вну­тренняя необходимость и логическая закономерность, как и в художественном произведении существует не­обходимая связность и гармония в отношении частей к целому, хотя и недоказуемая логически, но самоочевид­ная для «художественного разума». Однако при этом сохраняется творческая свобода в планировке компози­ции и художественный такт в выборе исходной ориен­тировки, в этом более всего и проявляется философско-художественный талант.

Различие между философией и наукой заключается не в их объекте, но в познавательном интересе, в способе подхождения к объекту, в их пробле­мах. Научное изучение есть изолирующее, сознательно одностороннее подхождение к предмету. На­оборот, философия мало склонна к детализации, которая так отличает науку.

IV. КРИТИЦИЗМ И ДОГМАТИЗМ

Спор между «догматизмом» и «критицизмом» в теперешней постановке сводится к вопросу об установ­лении нормального отношения между практикой зна­ния, которая характеризуется непосредственностью, погружением в предмет знания с неразличимостью в нем субъекта и объекта, или формы и материи знания, apriori и aposteriori, и критикой, которая выражает собой рефлексию по поводу данного акта знания и явля­ется по отношению к нему второй уже потенцией.

V. ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ХОЗЯЙСТВА

Весь мировой и истори­ческий процесс вытекает из противоречия между меха­низмом, или вещностью, и организмом, или жизнью, и из стремления природы преодолеть в себе механизм как начало необходимости, с тем чтобы преобразоваться в организм как начало космической свободы, торжество жизни, панзоизм.

Все человеческое хозяйство можно рассматривать как частный случай биологической борь­бы за существование.

Борьба за жизнь с враждебными силами природы в целях защиты, утверждения и расширения, в стрем­лении ими овладеть, приручить их, сделаться их хозяи­ном и есть то, что – в самом широком и предваритель­ном смысле слова – может быть названо хозяйством.

Хозяйство есть борьба человечества со сти­хийными силами природы в целях защиты и расшире­ния жизни, покорения и очеловечения природы, пре­вращения ее в потенциальный человеческий организм — очеловечение природы.

Хозяйство есть функция смерти, вызвано необходимостью самозащи­ты жизни. Оно в самом основном своем мотиве есть несвободная деятельность, этот мотив – страх смерти, свойственный всему живому.

Признаком, установляющим хозяйственную дея­тельность, является наличность усилия, труда, направ­ленного к определенной цели. Хозяйство есть трудовая деятельность.

Признак хозяйства – трудовое воспроиз­ведение или завоевание жизненных благ, материальных или духовных, в противоположность даровому их по­лучению. В поте лица, хозяйственным трудом, не только производятся хозяй­ственные продукты, но созидается и вся культура.

Только тот живет полной жизнью, кто способен к труду и действительно трудится.

Хозяйству, как трудовому воспроизведению и расшире­нию жизни, противоположна природа, как совокупность даровых (для человека) «естественных» сил жизни и ее роста.

Природа есть поэтому естественная основа культуры, материал для хозяйственного воздействия, вне ее так же немыслимо и невозможно хозяйство, как вне жизни невозможен конкретный опыт.

ГЛАВА ВТОРАЯ

НАТУРФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВЫ ТЕОРИИ ХОЗЯЙСТВА

І. ИДЕАЛИЗМ И НАТУРФИЛОСОФИЯ

Всякий хозяйственный акт представляет собой не­которое объективное деяние, актуальный выход челове­ка из себя во внешний мир и действие в нем. Он есть не­которое действие в мире вещей и на вещи.

Все хозяйство представляет собой такую объективную деятельность, которая предполагает под собой, очевид­но, некоторую объективную действительность. Оно есть постоянное воздействие хозяина, субъекта хозяйства (пока здесь безразлично, единичного или коллективного) на вещи (природу или материю, как бы она далее фило­софски ни конструировалась), т. е. на объект хозяйства. И всякий хозяйственный акт осуществляет собой неко­торое слияние субъекта и объекта, внедрение субъек­та в объект, субъективирование объекта, или же выход субъекта из себя в мир вещей, в объект, т. е. объективи­рование субъекта. В этом смысле хозяйство, отвлекаясь от всякой данной его формы или содержания, сколь бы они ни были различны, есть субъективно-объективная деятельность, актуальное единство субъекта и объекта.

Истинным основоположником философии хозяй­ства является, однако, не Кант, философ субъективного идеализма, пассивного созерцания, но Шеллинг, фило­соф природы и объективной действительности.

ІІ. ФИЛОСОФИЯ ШЕЛЛИНГА

Ответом на вопрос о взаимоотношении субъекта и объекта или, что в известном смысле есть одно и то же, о возможности природы вне нас, нас в природе и в нас при­роды, и было основное философское учение Шеллинга о тождестве, о тождестве субъекта и объекта, духа и природы. «Природа должна быть видимым духом, а дух должен быть невидимой природой. Таким образом, здесь, в абсолютном тождестве духа в нас и природы вне нас, должна разрешиться проблема, как возможна природа вне нас».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЗНАЧЕНИЕ ОСНОВНЫХ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ФУНКЦИЙ

І. ПОТРЕБЛЕНИЕ

Хозяйственный круговорот слагается из этих двух актов, производства и потребления, это суть основ­ные функции хозяйства. Поэтому общий вопрос как воз­можно хозяйство? распадается на два более частных вопроса, а именно: как возможно производство и как воз­можно потребление?

Сама жизнь в этом смысле есть способность потреблять мир, приобщаться к нему, а смерть есть выход за пределы этого мира, утрата способности общения с ним, и, наконец, воскресение есть возвращение в мир с восстановлением этой способности хотя бы в бесконечно расширенной степени.

Еда есть нату­ральное причащение, – приобщение плоти мира. Когда я принимаю пищу, я ем мировую материю вообще, я при­общаюсь плоти мира и тем самым реально, самым делом нахожу мир в себе, а себя в мире, становлюсь его частью.

Итак, возможность потребления принципиально основана на метафизическом коммунизме мироздания, на изначальном тождестве всего сущего, благодаря ко­торому возможен обмен веществ и их круговорот, и пре­жде всего предполагает единство живого и неживого, универсальность жизни.

ІІ. ПРОИЗВОДСТВО

Пред нами стоит сейчас вопрос: как возможно производство? Производство есть такое ак­тивное воздействие субъекта на объект, или человека на природу, при котором хозяйствующий субъект отпечат­левает, осуществляет в предмете своего хозяйственного воздействия свою идею, объективирует свои цели. Стало быть, производство есть, прежде всего, система объек­тивных действий, субъективное здесь объективируется, грань, лежащая между субъектом и объектом, снимает­ся, субъект актуально выходит из себя в объект.

Мир же непризрачной, реальной действитель­ности опознается нами как предмет нашего воздействия и, вместе, как сила противодействия, сопротивления, т. е. как объект хозяйства.

Итак, живой связью между субъектом и объектом, мостом, выводящим я в мир реальностей и неразрывно соединяющим его с этим миром, является труд, – чело­веческая актуальность, объективирующаяся вовне и тем объективирующая для нас этот мир. Благодаря труду не может быть ни только субъекта, как принимает субъек­тивный идеализм, ни только объекта, как принимает ма­териализм, но есть их живое единство, субъект-объект, и лишь при рассмотрении его в том или другом отношении посредством методологической абстракции выделяются из него субъект или объект.

Познание есть трудовая, хо­зяйственная деятельность, преодолевающая раздвоение субъекта и объекта и приводящая к их взаимопроникно­вению.

То, что находится сейчас вне сознания или под сознанием, но может быть освещено им, присоединено к его богатствам, есть объ­ект познания, полный столь же безграничных возмож­ностей, как и мир внешний в качестве объекта хозяйства.

Хозяйство есть процесс знания, сделавшийся чувственно-осязательным, выведенный наружу, а позна­ние есть тот же процесс, но в идеальной, нечувственной форме.

Основ­ную мысль теории меновой ценности можно истолко­вать так. Большая посылка: труд есть высшее начало хозяйственной жизни, ее собой установляющее; мень­шая посылка: эта роль труда должна соответственным образом проявляться и в феноменологии хозяйственной жизни, на поверхности ее явлений; вывод: поэтому ме­новые пропорции, или ценности товаров, определяются количеством труда, затраченного на их производство.

Эпоха хозяйства есть столь же характерная и определенная эпоха в исто­рии земли, а чрез нее и в истории космоса, что можно с этой точки зрения всю космогонию поделить на два периода: инстинктивный, досознательный или дохозяй­ственный, – до появления человека, и сознательный, хозяйственный, – после его появления.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

О ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОМ СУБЪЕКТЕ ХОЗЯЙСТВА

І. ЧЕЛОВЕК И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

(Трансцендентальные условия – всеобщеприложимые).

То, что называется хозяйством, в смысле эмпири­ческом выражается в множестве раздробленных хозяй­ственных актов, совершаемых отдельными людьми на протяжении времени и пространства, подобно тому как и знание (наука) существует лишь в виде раздель­ных познавательных актов, научных экспериментов, специальных исследований.

Хозяйство (и, опять-таки, знание) есть органическая, синтезирующая деятельность, существующая как бы поверх отдельных ее проявлений, которые, вступая в этот круг, получают в нем свою качественную определенность.

Человеческое же хозяйство есть про­цесс общественно-исторического развития, и политиче­ская экономия этому учит как истине самоочевидной. Это значит, что оно есть процесс не только коллектив­ный (как у животных), но и качественно общественный. Он существует только как общественный, – обществен­ность есть его природное свойство. Всякий индивид, вступающий в хозяйство, занимает в нем некоторое свое как бы приготовленное ему место. И потому индивиду­альные усилия и личные деяния получают здесь обще­ственное, транссубъективное значение.

Хозяйство не существует без знания, знание есть проективная, моделирующая сторона в хозяйстве; вместе с тем и знание не может обойтись без хозяйства, существует только с ним и в нем не в смысле матери­альной, денежной зависимости, но слитности обеих деятельностей. Человек не делает ни одного шага в зна­нии, не совершая его и в практической жизни. Хозяй­ство есть знание в действии, а знание есть хозяйство в идее.

Индивиды суть копии или экземпляры, род – их идея, предвечно существующая в Божествен­ной Софии, идеальная модель для воспроизведения.

II. СОФИЙНОСТЬ ХОЗЯЙСТВА

Мы определяли до сих пор содержание хозяйства как тяжбу между жизнью и смертью, как восстановле­ние связи между natura naturans и natura naturata или разрешение окаменевших и безжизненных продуктов природы в производящие их силы, как организацию природы. Путем хозяйства природа опознает себя в че­ловеке.

Хозяйство есть творческая деятельность человека над природой; обладая силами природы, он творит из них, что хочет. Он создает как бы свой новый мир, но­вые блага, новые знания, новые чувства, новую красо­ту, – он творит культуру, как гласит распространенная формула наших дней.

Творчество требует для своего существования двух условий: наличности, во-первых, замысла, свободы изволения и, во-вторых, мощи, сво­боды исполнения.

Человеческое творчество – в зна­нии, в хозяйстве, в культуре, в искусстве – софийно. Оно метафизически обосновывается реальной при­частностью человека к Божественной Софии, прово­дящей в мир божественные силы Логоса и по отноше­нию к природе как продукту имеющей значение natura naturans. Человеческое творчество не содержит поэтому в себе ничего метафизически ново­го, оно лишь воспроизводит и воссоздает из имеющих­ся, созданных уже элементов и по вновь находимым, воссоздаваемым, но также наперед данным образцам.

Хозяйство софийно в своем основании, но не в продуктах, не в эмпирической оболочке хозяйственно­го процесса, с его ошибками, уклонениями, неудачами. Хозяйство ведется историческим человечеством в его эмпирической ограниченности, и потому далеко не все действия его отражают на себе свет софийности.

Человек не может умно­жать творящих сил природы, распространять свое вли­яние и на naturanaturans, на источник живых сил. Это значит, что человек не может хозяйственным путем, т. е. трудовым усилием, творить новую жизнь. В этой неспособности к творчеству жизни лежит абсолютная граница для человека как твари.

Окончательная цель хозяйства – за пределами его, оно есть только путь мира к Софии осуществленной, переход от неистинного состояния мира к истинному, трудовое восстановление мира.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПРИРОДА НАУКИ

І. МНОЖЕСТВЕННОСТЬ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

«Что есть Истина?» и пред лицом длинного ряда наук: «Что есть Наука?» Оправдание науки – тако­ва одна из важнейших проблем философского наукос­ловия.

Картина мира, которую дает наука, в действительности существующая лишь в образе от­дельных наук, всегда условна. Ею можно пользоваться для определенной цели или ориентировки, но ни одна из них не может притязать на адекватное отражение конкрета жизни и не может поэтому всерьез заставлять смотреть на мир лишь через свои стекла.

Для Конта (отчасти теперь для Когена) научная действительность и есть подлинная действительность, наука выше жизни, ибо есть ее квинтэссенция, она вскрывает законы жизни, непреложные, вечные, желез­ные: познание есть нахождение этих законов, открытие их в подлинном смысле слова.

Антропологизм в науке – вот общий итог гносеологического идеализма и позитивистического прагматизма. Проблема науки приводится к загадке о человеке, наукословие становится отделом философ­ской антропологии.

II. ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ПРИРОДА НАУКИ

Наука есть общественный трудовой процесс, на­правленный к производству идеальных ценностей – знаний, по разным причинам нужных или полезных для человека. Как трудовой процесс, она есть отрасль общей хозяйственной деятельности человека, направленной к поддержанию, защите и расширению жизни, а вместе с тем ее органическая часть. Никакое хозяйство не ведет­ся чисто механически, вне всякого плана и целесообраз­ности, – элементы познавательно-научного отношения к миру как объекту хозяйства из него неустранимы, и в этом смысле наука никогда не оставалась и не оста­ется вполне чужда человеку.

Труд, затрачиваемый на науку, преследует две основ­ные задачи: расширение опыта, или накопление знаний (то, что можно уподобить преемственному, из поколения в поколение, созиданию вещественного богатства и ма­териальной культуры: дорог, городов, удобных для обра­ботки земель, фабрик, заводов и т. п.), и их упорядочение, научное обобщение их в понятиях или в закономерно­стях (то, что можно уподобить накоплению капитала, капитализации продуктов труда в целях производства). И то и другое имеет самое прямое и непосредственное отношение к хозяйству.

III. СОФИЙНОСТЬ НАУКИ

Наука софийна – вот ответ, который можно дать скептическому прагматизму и догматическому позити­визму. Она чужда Истине, ибо она – дитя этого мира, ко­торый находится в состоянии неистинности, но она – и дитя Софии, организующей силы, ведущей этот мир к Истине, а потому и на ней лежит печать истинности, Ис­тины в процессе, в становлении.

IV. ГНОСЕОЛОГИЯ И ПРАКСЕОЛОГИЯ

Научное знание действенно или, иначе говоря, оно технично. Возможность технологии, или превращения знания в действие, прыжок из созерцания к действи­тельности показывает, что научное познание, логиче­ская связь понятий имеет транссубъективный харак­тер, обеспечивающий техническую годность познания. Другими словами, техника логична или логика технич­на. Недостаточно чистой теории познания, она даже и невозможна, необходима теория действия, основанного на знании, не гносеология, но праксеоло­гия.

V. НАУКА И ЖИЗНЬ

Наука есть функция жизни, она родится в трудовом процессе, а природа всякого труда хозяйственна, имеет целью защиту или расширение жизни. Жизнь нигде не остается в покое, она находится в состоянии непрерыв­ного напряжения, актуальности, борьбы. Жизнь в этом смысле есть непрерывный хозяйственный процесс. Она есть деятельность, в которой моменты созерцания, те­оретического знания существуют лишь как моменты действия. Хозяйственное отношение к миру включает в себя как необходимое средство и теоретическую ориен­тировку в нем, т. е. науку. Наука рождается из практиче­ской нужды и развивается под тем же импульсом.

Научность есть только поза жизни, ее момент. Поэтому она не может и не должна законодательство­вать над жизнью, будучи ее служанкой.

Научное и механическое мировоззрение – это синонимы. Научное отношение к миру и есть отношение к миру как к механизму.

VI. О «НАУЧНОМ МИРОВОЗЗРЕНИИ»

Этому условно-прагматическому механическому мировоззрению науки нередко придается онтологиче­ское истолкование, согласно которому мир не только научно познается как механизм, допуская механиче­скую в себе ориентировку, но и есть механизм, и на основании этого механизма истолковывается все бытие.

VII. САМОСОЗНАНИЕ НАУКИ

Наука не может понять сама себя, дать объяснение своей собственной природы, не переходя за грань детер­минизма и механического мировоззрения и не вступая на почву метафизических проблем.

Само знание есть деятельность, и только продукты ее при­обретают потом застывший, объектный характер: наука созидается трудом, есть функция жизни.

Всякий акт знания есть такое частичное отождествление субъекта и объекта, раскрытое и почув­ствованное их единство, как ответ на вопрос есть един­ство вопроса и ответа. Только на этом тождестве субъекта и объекта, как выяснено выше, принципиально и может быть обосновано и знание, и хозяйство. И в этом смысле звездное небо я нахожу в себе, иначе я не видел бы его над собою. Всякое знание есть в этом смысле самосозна­ние. Корни науки – в Софии, в идеальном тождестве и са­мосознании мира, в идеальном его организме.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ХОЗЯЙСТВО КАК СИНТЕЗ СВОБОДЫ И НЕОБХОДИМОСТИ

І. СВОБОДА И ПРИЧИННОСТЬ

Свобода есть не беспричинность, но самопричинность, способность действовать от себя (ase, отсюда неблаго­звучное, но удобное выражение асеизм), из себя начинать причинность, по-своему преломлять причинную связь и тем нарушать принцип всеобщего механизма.

Причинность имеет двойственный характер: она может быть причинностью через свободу и через механизм, фактически являясь поэтому соединением свободы и необходимости.

Все живое самопричинно (что имеет непосред­ственное выражение в способности к самопроизволь­ным движениям и в общей целесообразности жизни), и в этом смысле все живое свободно.

Свободой увенчивается личность как живое единство воли и раз­умного сознания.

II. СВОБОДА И НЕОБХОДИМОСТЬ

Как носители свободы, люди суть боги, существа, потенциально предназначенные к обожествле­нию, способные излиться в океан Божественного бытия, а только подобное и одноприродное может сливаться и соединяться. Поэтому и природа соединяется с Богом лишь в человеке и чрез человека как существо природно-сверхприродное.

Обладая спо­собностью хотеть бесконечно многого, каждый отдель­ный человек может бесконечно малое.

Свобода Абсолютного не имеет границ и потому совпадает с абсолютной не­обходимостью: Бог хочет только то, что может, а может все, чего Он хочет или чего Он может хотеть.

Бог хочет только одного, что соответствует Его приро­де; Его мудрости, Его благости и Его любви, которыми и обосновывается необходимость самооткровения Его в мироздании. Божественная свобода не отрицательное, но положительное понятие, Бог может хотеть только одного – Блага, и быть только одним – Любовью. И если Бог есть Любовь, то Он не может хотеть того, что не есть любовь или не есть вполне любовь.

Поэтому абсолютная свободная воля есть святая воля, и высшая свобода состоит в подчинение некото­рой святой необходимости (Шеллинг).

В тварном сознании возникает неизбежный конфликт свободы и не­обходимости, и наличностью этого конфликта установ­ляется понятие истории. Свобода оказывается связана и ограничена необходимостью.

Всякая эмпирическая личность, как субъект в объекте, есть продукт среды, поскольку в нем и на нем проявляется влияние объекта, лежащего вне нас и нашей воли.

III. ДУХ ХОЗЯЙСТВА

История творится так же, как творится и индивидуальная жизнь. И так как всякое творчество обусловлено напряжением воли и трудом, то можно ска­зать, что в способности к труду ярче всего отпечатле­вается творчество и свобода. Способность сознательно, планомерно, творчески трудиться есть принадлежность существ свободных, т. е. только человека.

История должна «представлять собой соединение свободы и необходимости и возможна только на основе такого соединения».

Свобода есть общая основа творческого процесса, необходимость же определяет рамки этого процесса и постольку предетерминирует свободу, направляет ее путь. И для отдельного человека, и для исторического человечества существует необходимость как закон его же собственной жизни.

Свобода распространяется лишь на ход исто­рического процесса, но не на его исход.

Хозяйство, рассматриваемое как творчество, есть и психологический феномен, или, говоря еще определеннее, хозяйство есть явление духовной жиз­ни в такой же мере, в какой и все другие стороны челове­ческой деятельности и труда. Дух хозяйства (напр., «дух капитализма», о котором теперь много пишут, и притом такие выдающиеся представители экономической науки, как Зомбарт и Макс Вебер) есть, опять-таки, не фикция, не образ, но историческая реальность. Всякая хозяйственная эпоха имеет свой дух и, в свою очередь, является порож­дением этого духа, каждая экономическая эпоха имеет свой особый тип «экономического человека», порождае­мый духом хозяйства, и объявлять его «рефлексом» дан­ных экономических отношений возможно только при том логическом фетишизме, в который невольно впадает по­литическая экономия, когда она рассматривает хозяйство, развитие производительных сил, разные экономические организации чрез призму абстрактных категорий, вне их исторической конкретности.

IV. СВОБОДА КАК МОЩЬ, НЕОБХОДИМОСТЬ КАК НЕМОЩЬ

Сознание свободы заго­рается в душе лишь через чувство ее ограниченности.

Богатство есть мощь, плюс на стороне субъекта, бедность – немощь, плюс на стороне объекта.

Человек стремится к достижению хозяйственной свободы, к власти над отчужденной от него природой, к экономической мощи или «богатству».

Хозяйственная свобода, преодоление объекта как механизма, чуждого жизни, есть мощь, опирающаяся на знание. Адам пото­му лишь мог дать наименования всем животным, что интуитивно знал их, имел в себе криптограмму всей твари. Знание есть самопознание и самосознание мира в человеке. Здесь уместно применить известную формулу немецкого идеализма, столь неудачно подхваченную в марксизме, именно, что свобода есть познанная необхо­димость. Свобода и необходимость и их полярная раз­дельность снимаются только там, где мощь соответству­ет воле, а это имеет место лишь в той мере, насколько увеличивается хозяйственная мощь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГРАНИЦЫ СОЦИАЛЬНОГО ДЕТЕРМИНИЗМА

І. СТИЛЬ СОЦИАЛЬНОЙ НАУКИ

С пониманием жизни как непрестанно совершаю­щегося синтеза свободы и необходимости, как творче­ства или истории, сталкивается столь распространен­ный в наши дни социологический детерминизм, для которого человеческая жизнь представляется механиз­мом причин и следствий, а история рассматривается как область исключительного господства неизменных законов.

Социальная наука, как и всякая наука вообще, ко­ренится в практической нужде, в потребности ориен­тирования с целью практического действия.

 

Да, со­циальная наука имеет свой предмет исследования, – это есть социальная жизнь в ее своеобразии и самобытно­сти.

 

Подобным же открытием особого объекта социальной науки – соци­альной среды или социального тела, было установление того факта, что существует особая надындивидуальная или сверхиндивидуальная среда, по-своему преломляющая лучи, имеющая свою особую природу и зако­номерность.

Социальная наука берет человеческую жизнь не в ее непосредственно-конкретной форме, как она сум­мируется из отдельных деяний, волевых и творческих актов отдельных индивидов, она совсем отвлекается от этих индивидов и их индивидуального бытия и ис­следует лишь то, что свойственно совокупности ин­дивидов как целому.

Понятие класса есть схема общественных отношений, притом именно только схе­ма, которая может быть пригодна в своей области и для своей цели, но теряет всякий смысл и становится кари­катурой на себя за ее пределами.

II. СОЦИОЛОГИЗМ И ИСТОРИЗМ

Социальный детерминизм не есть вывод социальной науки, но ее методическая предпосылка.

Социология и история логически взаимно отталкива­ются, ибо для социологии нет истории, для истории же нет социологии. Однако в то же время история изучает ту же самую социальную жизнь, хотя уже протекшую или еще протекающую, которую изучает и социология. Историческая наука, всецело обращаясь к завершивше­муся прошлому, которое есть уже законченный, гото­вый продукт, не знает свободы и все истолковывает по закону причинности, воспринимает в свете детерми­низма.

Онтологические корни социальной науки, как и всякой науки, – во всеобщей связности бытия, ко­торая может быть нащупываема в разных точках и во всевозможных направлениях. Все находится во всем и все связано со всем, это общее онтологическое основа­ние наук остается в силе и для социальной науки.

III. ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ

Социальная политика есть нерв со­циальной науки, она владеет ключами от всех ее зданий.

Всякая деятельность, в том числе и социальная, как творчество, представляет собою синтез свободы и необходимости. В рассматриваемом случае свобо­да выражается именно в этом субъективизме, волевом устремлении социальной деятельности в момент оцен­ки, а необходимость – в научной ее обусловленности со стороны средств. Конечно, того детерминизма, который мерещится при этом многим, в социальной политике не больше, чем во всякой живой деятельности; поэтому, если под научностью разуметь ее полную детермини­рованность, то следует сказать, что научной социаль­ной политики не существует, как вообще не существует научного действия, ибо наука есть противоположность действию, бездействие, застывшее созерцание. Напро­тив, если научность понимать как пользование данны­ми научного опыта при обосновании плана действий, то социальная политика может быть научной и фактиче­ски часто является таковою.

Какого рода деятельность соответствует соци­альной политике, для какого искусства она является техникой? Как явствует из предыдущего изложения, социальная политика имеет свою особую область и свой собственный объект: это – действие на совокуп­ности, на социальное тело.

Из одних и тех же на­учных данных могут вытекать различные, но в то же время с одинаковой степенью научности обоснованные направления социальной политики, другими словами, из данного научного инструмента может быть сделано различное употребление.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ХОЗЯЙСТВА

І. ПРОБЛЕМА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

Хозяйство как единое деяние трансценденталь­ного хозяйственного субъекта дробится в явлениях, име­ет свою феноменологию.

Хозяйство в своей феноменологии, т. е. в непосредственной эмпири­ческой данности, существует для нас как добровольно или недобровольно принимаемая необходимость, кото­рая налагается на нас извне. Мы испытываем ее как гнет нужды, как стесненность жизни, подвергающейся посто­янной опасности. Потому хозяйственная деятельность имеет характер борьбы за жизнь, и, в частности, именно за данный, определенный уровень жизни.

Эко­номическая необходимость всегда есть в большей или меньшей степени социально-экономическая необходи­мость, человек стоит пред лицом природы как член че­ловеческого общества, но в то же время его собратья суть не добровольные его союзники (хотя они и могут стать ими), но соневольники в труде и соперники в де­леже благ, этим трудом достигаемых.

II. НАУЧНЫЙ СТИЛЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

Поэтому можно сказать, что лупа политической экономии видит и больше и меньше, чем невооруженный глаз, она заме­чает ему вовсе не доступное, но зато не видит доступ­ного, игнорирует все, связанное с индивидуальностью, но учитывает то, что выходит за ее пределы и образует явления классовые и групповые.

Это основоположение политической экономии, что явления хозяйственной жизни обладают качеством повторяемости или типичности, есть общее методологическое предусловие экономических законо­мерностей.

Ничего нового, или отрицание исторического и индивидуального, есть поэтому боевой лозунг и политической экономии.

Итак, политической экономии, как ветви социоло­гии, доступна лишь статика общества, а не его динами­ка.

Верховным правилом для науки является экономия мышления, а следовательно, и научных средств: ничего лишнего и бесполезного, таково требование логической эстетики.

Экономическая политика по природе своей есть искусство, хотя и научное искусство.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ КАК ФИЛОСОФИЯ ХОЗЯЙСТВА

І. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ КАК ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

Экономический материализм, как, впрочем, и всякое учение, ставящее значительную и жизненную проблему, недостаточно просто отвергнуть, от него отвернувшись в бессилии или же по отсутствию к нему интереса, его надо пре­одолеть, а преодолеть можно только положительным путем, признав его правду, понимая его мотив, но от­клоняя при этом его ограниченность и извращения. В экономическом материализме говорит суровая жиз­ненная честность, он отдает свое внимание значению нужды, заботы о куске насущного хлеба, которая тяго­теет над большинством человечества.

Он есть первая попытка философии хозяйства, в нем впервые сознательно поставлена ее проблема, в истории мысли прозвучал новый мотив, навеянный, конечно, не кабинетным умозрением, но жизненными впечатлениями действительности.

Экономический материализм представляет одну из разновидностей прагматизма, есть как бы его частный случай, его можно было бы поэтому назвать экономиче­ским прагматизмом.

Как философия истории экономиче­ский материализм не есть эмпирическая, научно-позитивная теория исторического развития, но есть он­тология, это – самая важная его философская особенность.

Проблема экономического материализма в сущ­ности такова: что стоит за видимой пестротой и много­образием исторических явлений? Какова единая зако­номерность, связывающая запутанную множественность непосредственных, ближайших причин и их обосновы­вающая?

Центральное учение экономическо­го материализма о «базисе и надстройке» отвечает именно на эту онтологическую проблему. Согласно это­му учению, вся историческая жизнь человечества в ее внешних и внутренних, политических и социальных, культурных и духовных проявлениях есть лишь над­стройка над экономическим базисом, следовательно, не имеет самостоятельного метафизического бытия, есть только «рефлекс», т. е. оказывается онтологически обу­словлена совершенно в таком же смысле, в каком все эмпирические события истории у Гегеля обусловлены победным шествием всемирного духа, проходящего разные фазы своего развития.

Причинность «экономического базиса»… она имеет метафизиче­ское, а не эмпирическое значение, она не связывает не­посредственно явлений, но стоит за явлениями как их ноуменальная основа.

Экономический базис есть ноумен истории, лежащий в основе всех ее феноменов и их собою порождающий, и отношение, существующее между ноуменом и феноме­нами, миром интеллигибельным и эмпирическим, ко­нечно, не может быть приравнено эмпирической при­чинности истории.

Итак, экономический материализм есть метафизи­ка истории, которая, не сознавая своего действитель­ного характера, считает себя наукой, но не становится всецело ни той, ни другой.

ІІ. ПРОТИВОРЕЧИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА

Основная мысль экономического материализма в том, что хозяйству принадлежит определяющая роль в истории и в жизни, или что вся культура имеет хо­зяйственную природу, носит на себе ее отпечаток. Он понимает мир как хозяйство.

Хозяйство, т. е. трудо­вая защита и расширение жизни, трудовое творчество жизни, есть общий удел человечества, хозяйственное, т. е. трудовое, отношение к миру есть первоначальное и самое общее его самоопределение. Человек ничего не творит заново, чего бы уже не было в природе в скры­том или потенциальном виде, но он выявляет эти силы жизни и осуществляет ее возможности только трудом, и этот труд, направляемый одинаково как на внешний мир, так и на самого себя, затрачиваемый на производ­ство как материальных благ, так и духовных ценностей, и создает то, что в противоположность природе, т. е. первоначальному, данному и даровому, носит название культуры. Культура лишь трудом человечества высека­ется из природы, и в этом смысле можно сказать, вместе с экономическим материализмом, что вся культура есть хозяйство. Хозяйственный труд, или культурное твор­чество человечества, порождается и поддерживается потребностью жизни в самозащите и саморасширении. Естественно при этом, что он обнаруживает рост, имеет свои градации, на каждой данной ступени развития ему свойственна общая социальная связность или социаль­ная организация, как это совершенно верно подмечено в экономическом материализме. Определять общие осно­вы хозяйственного процесса есть дело философии хо­зяйства с ее своеобразными проблемами, установлять же связность и взаимную зависимость разных проявле­ний хозяйственного труда или, что то же, разных сторон культуры есть дело эмпирической науки, конкретной истории, и выставлять здесь теорию априори, иначе как в форме бессодержательных общих мест, невозможно по тем же самым причинам, по каким вообще история не может быть установляема априори. Из необходимо­сти и всеобщности хозяйственного отношения к миру проистекает целый ряд предпосылок, и те и другие при­звана вскрывать философия хозяйства. Однако, натол­кнувшись здесь на столь важную тему, экономический материализм сбивается с правильного пути и переходит к совсем другому порядку мыслей. Его несчастие при этом состоит в том, что, вместо того чтобы поставить в центре внимания именно проблему хозяйства со все­ми его предпосылками и дать самостоятельный фило­софский ее анализ, экономический материализм берет понятие хозяйства уже готовым из специальной науки, именно из политической экономии.

Хозяйственный труд здесь есть труд, направленный на производство только мате­риальных благ, или меновых ценностей (почему и фило­софия хозяйства без всяких разговоров именуется эко­номическим материализмом, хотя в действительности она вовсе не есть непременно материализм, так как и само хозяйство есть процесс столько же материальный, сколько духовный). При этом политическая экономия может вовсе и не задаваться общим вопросом о том, как возможен труд (подобно тому, как каждая специаль­ная наука не спрашивает, как вообще возможно позна­ние) или каковы отношения человека к природе, какие общие возможности ими намечаются.

Он остается логически скован ими, видя перед собой гото­вые уже и исчерпывающие категории там, где должны бы еще стоять проблемы. Он обрекается этим на логи­ческое несовершеннолетие и остается «невыработан­ным и незаконченным».

Экономический материализм в этом смысле есть не что иное, как фило­софская мания величия, развившаяся у политической экономии, которая возвела себя в ранг исторической онтологии.

В связи с этим стоит еще противоречие, разъедаю­щее экономический материализм: с одной стороны, он есть радикальный социологический детерминизм, на все смотрящий через призму неумолимой, железной не­обходимости, с другой – он есть не менее же радикаль­ный прагматизм, философия действия, которая не мо­жет не быть до известной степени индетерминистична, для которой «мир пластичен» и нет ничего окончатель­но предопределенного, неумолимого, неотвратимого.

Экономический материализм как теория, притязающая на научную истинность, необъясним в пределах самого экономического материализма, он не в силах теорети­чески показать свою возможность, а тем более необхо­димость, и должен бессильно склониться пред скепти­цизмом.

Читайте также:

Николай Бердяев «Смысл творчества. Опыт оправдания человека». Отрывки.